Последний из могикан
26 мая заслуженному работнику высшей школы РФ, профессору кафедры истории журналистики и литературы Воронежского государственного университета, одному из основателей Театра миниатюр и фельетонисту Льву Ефремовичу Кройчику могло бы исполниться 90 лет
Учитель
В 1962 году Лев Ефремович возвращается из Шебекино, в котором провел три года по работе, в Воронеж – здесь стал работать в многотиражке университета. В шестьдесят третьем стал преподавателем кафедры советской литературы – тогда же ректор Борис Иванович Михантьев решил открыть на филфаке заочное отделение журналистики. К работе привлекли опытных журналистов «Коммуны» – Бориса Митрофановича Подкопаева, Федора Николаевича Сурина, Сергея Васильевича Погребенченко.
А в июне случилось несчастье – читавший курс «Техники газетного дела» Борис Митрофанович Подкопаев лег в больницу. И тут о Льве Ефремовиче вспомнили – он все-таки журналист с тремя годами работы в шебекинской районной газете.
«Методист деканата Лидия Васильевна Данилюк бежит ко мне в редакцию:
– Выручайте! Заболел Подкопаев.
– А что читать? – нахально спрашиваю я.
– «Технику газетного дела».
– Когда? – спрашиваю я»
Так Лев Ефремович и вошел в аудиторию – навсегда.
– Когда в 2018 году он не так часто появлялся на факультете, его болезнь, жизненные трагедии – уход сына – они нас сблизили. Мы стали общаться чаще: он был мне, как дед.
Лев Ефремович с Павлом Алексеевичем
А Павел Алексеевич – ладно. Приносит еще – Лев Ефремович скрупулезно оценивает, и его замечания – на вес золота. Так он и черкает все листы – в прямом смысле «черкает» – ручкой на бумаге.
По словам Елены Михайловны Бебчук, Лев Ефремович никогда не работал ни на компьютере, ни на печатной машинке. Он говорил, что текст не «ложится» – писать должна только «живая рука, человеческая».
«В 2000 году я написал стихотворение о миллениуме. Лев Ефремович увидел его, прочитал и сказал: «Это серьезно». Так я и продолжил писать, а спустя время он гроздно спросил: «Небось, на компьютере пишете?». Действительно, было время, когда я писал стихотворения только от руки, но потом постепенно начал пользоваться компьютером. Отвечаю: «Да, мне это уже не мешает». А он разочаровано: «Что это такое? Разве можно?» – рассказывает Владимир Васильевич Тулупов.
У Льва Ефремовича ручка в руке, как приклеенная – придешь, а он уже что-то пишет – то ли колонку «100 строк» в газету, то ли статью набрасывает – без дела не сидел никогда.
В «100 строках в конце недели» он писал фельетоны – юмористически, но жизненно, легко и в то же время «проблемно». Елена Михайловна над ними «хохотала» – Лев Ефремович был остроумным человеком, «извергал» из себя юмор. «…строками» в еще в школе зачитывалась и Наталья Александровна Сергунина – для колонки Льва Ефремовича и его величавого портрета с «пушкинским профилем» в газете «Воронежский курьер» отводилось отдельное место.
«Помню, мы с ним ездили в командировки. В МГУ был юбилей Засурского Ясена Николаевича. Я картину, значит, нарисовал, а на картине был Кольцовский сквер. Осень. Лев Ефремович читает стихотворение. Я собираюсь дарить картину, а он ее перехватывает и говорит: «Эта картина называется «Ясен Николаевич Засурский в Кольцовском сквере Воронежа». А там, значит, скамеечка.
– Там же нет Ясена Николаевича.
– Так вот он здесь сидел. Он только ушел.
И, конечно, все очень смеялись», – из воспоминаний Владимира Васильевича Тулупова
По воспоминаниям Елены Михайловны, он даже преподавателей делил на тех, кого невозможно втащить в аудиторию – такие обычно опаздывают минут на 20–30 – и на тех, кого невозможно оттуда вытащить, которые занимают студенческий перерыв. Он, конечно, относился ко вторым: Лев Ефремович просил ставить ему занятия на восемь утра – любил работать в рань, когда ему было под шестьдесят лет. А студенты наши не знают, что такое с восьми учиться…. Но тем не менее ходили.
«Я как-то прихожу на кафедру и вижу Льва Ефремовича: злой, нервный, кричит на всех. Оказалась, он забыл конспекты лекций. Увидел меня и отправил за ними. Сказал, что полпары продержится, а ко второй половине обязательно должен быть материал. Мне начертили схему, как пройти к дому Льва Ефремовича, и я побежал к нему по жаре. Захожу во двор и слышу, как сверху кто-то кричит: «Павлик!». Поднимаю голову, – а это Рита Николаевна. Я прихожу, она открывает дверь, смотрит на меня оценивающе и говорит: «Ученик красивше учителя!». Рита Николаевна передает мне бумаги, и я бегу обратно – успеваю к перерыву. Вбегаю в аудиторию, и Лев Ефремович говорит: «Это моя палочка-выручалочка. Если бы не он, не знаю, что бы сейчас делал», – вспоминает Павел Алексеевич
«Я спрашивал у него, почему студенты так сильно его любят. Почему именно он – ведь у нас много хороших преподавателей? Дед мне даже пример привел: «Иду по корпусу, вижу, что девочка плачет. Я спросил, что с ней, дал конфету, успокоил». Он не возвышал себя, был со студентами на одной волне», – рассказывает внук Льва Ефремовича, Илья Сергеевич
Любимыми парами у Льва Ефремовича среди студентов были «творческие лаборатории» – их Кройчик вел вместе с Натальей Николаевной Козловой. Они появились в программе в период перестройки, когда вузам разрешили составлять индивидуальные планы обучения. Лев Ефремович разработал методику занятий – и на парах они с Натальей Николаевной обсуждали со студентами искусство – кинокартины, театральные постановки – а потом оценивали написанные студентами рецензии.
Лев Ефремович и Наталья Николаевна во время «творческой лаборатории»
Из воспоминаний Натальи Николаевны:
– Были моменты, когда он обижался на меня прямо в аудитории. Помню, мы со студентами обсуждали фильм «Прогулка» Алексея Учителя. Лев Ефремович оценил его как некую аморальность, причем не «лобового» характера – например, обнаженка – нет, смыслового. Я сначала думала, что он начнет дискуссию – мы-то со студентами кино восприняли с восторгом – а он нет. Он сказал: «Все, оставайтесь здесь. Я пошёл» – и ушел из аудитории. Мы какое-то время со студентами просидели в оторопи, молча друг на друга глядя. Я закончила занятие, зашла на кафедру и вижу – сидит: весь вздрюченный, вихор его знаменитый торчит.
– Ну что, пришла?
– Пришла.
– Ну как?
– Закончили все, договорили…
– Ну ладно.
– Что вы, Лев Ефремович, всерьез, что ли?
– А ты как думала?
– Я думала, что разговор об искусстве – это разговор, который не должен приводить к личным противостояниям, потому что, как вы учили, – это отраженная действительность…
Это сиюминутная обида, а бывали случаи, когда Лев Ефремович мог месяц со мной не разговаривать, хотя мы вместе работали – и даже в одной аудитории. За ее пределами он говорил только «здравствуйте» и «до свидания» – и не более того
Внук Кройчика, Илья Сергеевич, вспоминает: «Он даже рассказывал, что специально читал газету перед тем, как кто-то собирался отвечать. Дед говорил, что всегда видел тех, кто списывал, – ну и ладно».
Лев Ефремович принимает экзамен
Были и еще максимы, но уже для коллег.
Такими после студенчества стали Наталья Александровна Сергунина и Светлана Николаевна Гладышева – им Лев Ефремович организовал настоящую школу преподавателя.
«По первой молодости хочется одеться молодежно, а нельзя. Когда я стала преподавателем, Лев Ефремович отучил меня носить джинсы в аудиторию. Он говорил: «Между тобой и студентами слишком маленькое расстояние – ты должна почувствовать, что находишься на другой ступени, и выглядеть соответствующим образом», – вспоминает Наталья Александровна.
– Было страшно, ведь перед тобой – профессор, который еще вчера учил тебя саму, сидевшую за этой же партой. И вот – вы как бы поменялись местами… Тем более для Льва Ефремовича было важно все, даже детали: «Ты слишком быстро говоришь», «ты очень много говоришь», «ты должна общаться со студентами, объяснять им, видеть, понимают ли они», «даже если никто в аудитории не говорит, но в глазах есть вопрос, ты должна отвечать», «ты обязана предвидеть, что вызовет у студентов вопросы».
Наталья Александровна признается: во многом Лев Ефремович ее «сделал». И то, что основным делом ее жизни с 2002 года стало преподавание – это его заслуга. Он «вылепил» из нее человека «университетского».
«У нас в университете проходила проверка – нужно было получить аккредитацию – и председателем комиссии была проректор Московского государственного педагогического университета, в прошлом – журналист. Она говорит: «Я бумаги заполнять не буду, этим пусть моя помощница занимается. Мне интересен ваш учебный процесс. Она захотела пойти на занятия. И мы говорим: «Ну вот – Лев Ефремович». Она была в восторге от его лекции», – из воспоминаний Владимира Васильевича Тулупова
– Лев Ефремович всегда спрашивал, как твои дела, как живешь: «О, прочитал, ты с парашюта прыгала. Как решилась?» Был день ВДВ и журналистов пригласили прыгать с парашютом, а я согласилась. «Сижу на даче, открываю газету, а она прыгает! Как тебе такое в голову пришло? Ты же убиться могла!», – удивлялся Лев Ефремович. Еще называл меня Натальей маленькой. Он спрашивал, когда заходил на кафедру: «Так, Наташка маленькая пришла, а Наталья большая где? (Наталья Николаевна Козлова – прим. ред.).
Для Светланы Николаевны Гладышевой мысли Кройчика тоже стали преподавательским постулатом:
– Когда я только начинала вести занятия, Лев Ефремович сказал мне: «Преподаватель – спортсмен, бегун на длинные дистанции. Встал на дорожку и бежит, сбавить темп или остановиться – нельзя, иначе сразу обгонят. Ты станешь неинтересен аудитории».
Светлана Николаевна запомнила – когда становишься преподавателем, не имеешь права «коснеть».
«Преподаватель на факультете – это некая комбинация бульдозера с экскаватором. Экскаватор роет вглубь и подгребает к себе – это человек, который работает в науке или публикуется в прессе – на себя, казалось бы. А вот бульдозер – тот, кто отодвигает себя в студенческое пространство, – это как раз об умении передавать знания другим», – из интервью Льва Ефремовича студентам
Лев Ефремович и Светлана Николаевна
Лев Ефремович и Елена Михайловна
Из воспоминаний Елены Михайловны:
В 1986 году я пришла устраиваться на факультет журналистики. Лев Ефремович тогда замещал декана Горислава Валентиновича Колосова. Кройчик посмотрел на мои документы и направил к заведующей кафедрой стилистки и литературного редактирования. Он относился ко мне сдержанно: до этого я работала инспектором учебного отдела в главном корпусе, была «канцелярской крысой», а бюрократия и журфак – вещи, как говорится, несовместные.
– Когда что-то рассказывал, то ходил по кабинету – потом резко спрашивал: «Конфетка есть?». А она была всегда: все знали, что он страшный сладкоежка. Если Лев Ефремович злился, то ему давали конфеты, чтобы подсластить жизнь.
С бумагами еще медлил – да. Когда приходило какое-то распоряжение – пусть лежит, может, не нужно будет. Но когда университет необходимо было защищать – дело не откладывал.
– В прессе про факультет когда-то появились строки о том, что журфак не обновляется, и преподаватели учат по-старому. Помню, Лев Ефремович вышел и сорок минут говорил – наша 130-я аудитория была полностью набита: студентами, преподавателями, представителями областной администрации и журналистами. Он сказал: «Не мешайте нам работать». Если ему надо было кого-то окоротить, он делал это смело.
Он был великим – «последним из могикан» – как говорит Елена Михайловна.
«Работаю в университете почти пять десятилетий.
Давно понял: университет – обитель талантливых людей.
В чем смысл талантливости человека?
В умении свободно мыслить»
Далее:
